Одно-два мгновения Аян подумал еще о спрутах с зелеными фосфорическими глазами; рыбах, похожих на привидения или кошмарный сон; гигантских нарвалах, скатах, отвратительных, как подушка из скользкого мяса; но это уже была последняя судорога воображения; он
положил весла, придвинул фонарь и вынул портрет женщины.
Неточные совпадения
Левин шел всё так же между молодым малым и стариком. Старик, надевший свою овчинную куртку, был так же
весел, шутлив и свободен в движениях. В лесу беспрестанно попадались березовые, разбухшие в сочной траве грибы, которые резались косами. Но старик, встречая гриб, каждый раз сгибался, подбирал и
клал зa пазуху. «Еще старухе гостинцу», приговаривал он.
Парень не торопясь поймал багор,
положил его вдоль борта, молча помог хромому влезть в лодку и сильными ударами
весел быстро пригнал ее к берегу. Вывалившись на песок, мужик, мокрый и скользкий, разводя руки, отчаянно каялся...
Только индиец, растянувшись в лодке, спит, подставляя под лучи то один, то другой бок; закаленная кожа у него ярко лоснится, лучи скользят по ней, не проникая внутрь, да китайцы, с полуобритой головой, машут
веслом или ворочают рулем, едучи на барке по рейду, а не то так работают около европейских кораблей, постукивая молотком или таская
кладь.
Как только внутренности были извлечены наружу, орочи отрезали печень и
положили ее на
весло около лодки. Вооружившись ножами, они стали крошить ее на мелкие кусочки и есть с таким аппетитом, что я не мог удержаться и сам попробовал кусочек печени, предварительно прополоскав его в воде. Ничего особенного. Как и всякое парное мясо, она была теплая и довольно безвкусная. Я выплюнул ее и пошел к берегу моря.
Отец поспешно исполнил его просьбу: поднял камень в лодку и, гребя
веслом то направо, то налево, скоро догнал Евсеичево удилище, вытащил очень большого окуня, не отцепляя
положил его в лодку и привез к нам на мостки.
Гришка отвернулся и с досадою бросил
весло. После того он сел наземь, уткнул локти в колени и
положил голову в ладони.
— Иди сюда,
положи голову на грудь мне, отдохни, вспоминая, как
весел и добр был ты ребенком и как все любили тебя…
Теперь он обрушивался с берега; сильнейшая боковая качка встряхивала суденышко Аяна легче пустого мешка, возилась с ним,
клала на левый и правый борт, и тогда какое-нибудь из
весел бессильно ударяло по воздуху.
Едва мы отчалили от берега, как вдруг откуда-то сбоку из-под кустов вынырнула оморочка. В ней стояла женщина с острогой в руках. Мои спутники окликнули ее. Женщина быстро оглянулась и, узнав своих,
положила острогу в лодку. Затем она села на дно лодки и, взяв в руки двухлопастное
весло, подошла к берегу и стала нас поджидать. Через минуту мы подъехали к ней.
Вслед за тем Маха
положил мне
весло на голову и слегка надавил им.
Тут рассказчик эффектно
положил кисть одной руки на другую, так что большие пальцы приходились с двух противоположных сторон — и, подвигая ладонями по воздуху, греб большими пальцами, точно
веслами, и приговаривал...
— Разбит, утомлен душой, на сердце гнетущая тоска, а ты изволь садиться и писать! И это называется жизнью?! Отчего еще никто не описал того мучительного разлада, который происходит в писателе, когда он грустен, но должен смешить толпу, или когда
весел, а должен по заказу лить слезы? Я должен быть игрив, равнодушно-холоден, остроумен, но представьте, что меня гнетет тоска или,
положим, я болен, у меня умирает ребенок, родит жена!